Кинофильм "По Фрейду"
На экраны российских кинотеатров вышел кинофильм производства Великобритании и США «По Фрейду». Вообще в оригинале он называется «Последний сеанс Фрейда» («Freud’s Last Session»). Можно выдвинуть гипотезу. Почему же в русской версии фильм назван иначе? Помните, у нас в бытовом речевом обороте совсем недавно частенько звучала фразочка «оговорка по Фрейду», или сокращенно «по Фрейду»? Наверное, поэтому так в местном варианте кинокартину и поименовали. Чтобы ещё не вполне забытое «нечто» щелкнуло в памяти у потенциального зрителя/потребителя контента: так сказать, чтобы зерно упало на хорошо унавоженную почву, и чтобы зритель, как ослик, потянулся к «морковке».
Режиссер фильма — Мэтт Браун (он же и сценарист совместно с Арманом М. Николи-младшим и Марком Джермейном). В качестве режиссера Браун ранее снял такие известные кинокартины как «Человек, который познал бесконечность» и «Канатная мастерская» (сценарии к обоим фильмам написал он же). Одновременно Браун выступает и продюсером своих творений. Пожалуй, только в фильме «Лондон-Таун» он выступил просто в качестве сценариста и больше никого.
В общем, на все руки от скуки: и швец, и жнец, и на дуде игрец. И режиссер, и сценарист, и продюсер в одном лице (или «флаконе»). Даже актером Браун в 1991 году успел побывать (в короткометражной комедии «Real Mature»), но, как говорится, это было так давно, что стало неправдой.
***
Итак, фильм «По Фрейду». 1939 год. Вторжение Германии в Польшу. Только-только вторглись. Всего 2 дня прошло с начала Второй Мировой войны, Польша ещё не пала, худо-бедно сопротивляется.
«Одну войну мы пережили, что нам вторая!» — то ли шапкозакидательская, то ли циничная фраза из кинокартины.
Фильм открывается нацисткой пропагандой, исходящей из Германии: дескать, во всех бедах мира виноват еврейский капитал, зиг хайл и всё такое прочее.
Далее кинокамера оператора показывает нам «тихую заводь» в Великобритании: фокусировка медленно минует античные, христианские и прочие скульптуры/бюсты в доме, в котором, как вскоре узнает зритель (если ещё не догадался), живёт великий еврейский психолог, психоаналитик, психиатр и невролог Зигмунд Фрейд (его играет знаменитый актёр Энтони Хопкинс) вместе со своей дочерью Анной (актриса Лив Лиза Фриз), ранее чудесным образом, а по сути через взятку, ускользнувшие из Вены, ставшей нацистской после аншлюса Австрии, и теперь живущие в Туманном Альбионе (причём, при аресте дочь жертвует собой, умоляя забрать её вместо отца: отцу шепчет, что если первым заберут его, не спасётся никто). Это в том числе в их адрес были направлены яд и ненависть нацистской пропаганды, хотя каким-то серьезным капиталом Фрейд с дочерью не обладали.
В доме часто звучит радио. Хозяин «тихой заводи» включает его всякий раз, когда передают последние новости: Великобритания устами премьера то грозно требует от Германии вывести войска из Польши, то ещё грозней объявляет, что находится с Германией в состоянии войны (которую спустя недолгое время назовут «странной»), то яма, то канава. Угрозы без практических действий.
Слушая радио, Фрейд словно размышляет о цикличности истории и прозревает будущее (которое случится уже без него):
— Слава Богу, что я не доживу до ещё одного «Гитлера».
***
Все основные события и будут происходить в этом доме, лишь иногда вырываясь за его пределы, так сказать, на оперативный простор. Фрейд, вспоминая былое (например, вручение ему премии Гёте — первой премии Гёте, присужденной не за художественную литературу), как будто случайной репликой заметит, что дом в столице Великобритании никогда не станет для него родным, а Лондон не заменит ему Вену.
Да и, собственно говоря, событиями-то проистекающий на широком экране процесс назвать сложно, ибо это скорее долгий порой скучный/бесстрастный спор двух ученых мужей (иногда с безрезультатным залезанием друг другу в душу), один из которых верит в бога, а другой его наличие категорически отрицает. «Долгая дорога в дюнах», если пользоваться аналогиями и личными аллюзиями из кинообразов советских времён.
Спор о боге.
«Желание, чтобы бога не было, может быть таким же сильным, как вера в него».
«Фанат веры — как завязавший алкоголик» (намёк на неофитство верующего).
Можно сразу без подсказок догадаться, кто Господа отрицает. У Зигмунда Фрейда тут, скорее, вера в неверие: «Христос был человеком, как Мухамед или Будда» — человеческую сущность признаёт, божественную — нет.
А кто верит? Кто же второй спорщик/дискуссант? Оказывается, это ученый-философ и профессор Клайв Льюис (актёр Мэттью Гуд), который в самом начале Второй Мировой захотел вдруг встретиться с Фрейдом, чтобы провести такой диспут длиной в день (удачней времени для этого и не придумаешь). Раньше Льюис был атеистом, но недавно вдруг уверовал со всей неистовой неофитской прозелитской силою (хотя по флегматичной, иногда прямо заторможенной, игре актера этого не скажешь). В кинофильме есть небольшой эпизод (как воспоминание Льюиса), в котором появляется автор «Хоббита» и «Властелина колец» Толкиен, с которым Льюис дружил. Казалось бы, ни к селу ни к городу? Ан нет! Толкиен всегда был и оставался ортодоксальным католиком, оказавшим влияние на то, что и Льюис превратился из атеиста (или агностика) в человека верующего. Плюс очевидна аналогия: подобно тому, как Льюис является создателем волшебной/фэнтезийной страны Нарнии, Толкиен силой воображения соорудил ещё более удивительный мир Средиземья.
Повторюсь для вящей убедительности/запоминаемости, у нас в России Клайв Льюис больше известен как автор «Хроник Нарнии» (моя дочка в детстве очень любила эпическую киноверсию фэнтези от режиссера Эндрю Адамсона, потом полюбила книги Льюиса, и мы с женой вместе с дочкой полюбили).
В общем, причина встречи киношных оппонентов понятна: поговорить о боге и смысле жизни, поубеждать друг друга в своей правоте/истине. А каков был повод? Оказывается, совсем малозначительный: обсудить книгу киношного Льюиса «Возвращение пилигрима», которая то ли из-за подражательства является пародией на религиозный труд английского писателя и баптистского проповедника Джона Баньяна «Путешествие Пилигрима» (The Pilgrim's Progress), то ли сатирой на Фрейда (в книге выведен персонаж с именем Зигмунд), то ли то и другое вместе взятое. Но тут обсуждать оказалось нечего: киношный Фрейд произведения киношного Льюиса не читал (вероятно, и реальный не читал). Стоит отметить, что реальным Льюисом была написана книга «The Pilgrim's Regress», которую на русский переводили как «Кружной путь, или блуждания пилигрима/паломника». В ней в качестве второстепенного был выведен такой персонаж как Сигизмунд Умм, который беседует с мальчиком Джоном, а потом бросает ребёнка в тюрьму. Мальчик Джон находится в поисках бога, а его беседа с Уммом напоминает сеанс психоанализа… Ещё одна деталь: в доме Фрейда есть изображение древнегреческого бога насмешки, злословия и критики Мома — хозяин как будто специально акцентирует потом на нём внимание: кто над кем иронизирует/сатиричит — еще вопрос.
Итак, Льюис едет на «диспут». Пока он добирается до дома Фрейда, видит кругом «следы войны»: бомбежки Лондона и Великобритании немецкими самолетами стали регулярными — детей на поездах увозят в деревни, чтобы спасти их от бомб.
В реальности Фрейд и Льюис, конечно, не были знакомы, хотя в финале фильма создатели делают некий туманный/толстый намек на тонкие обстоятельства: дескать, в конце жизни Фрейд встречался с неким человеком, по своим профессиональным характеристикам (ученый из Оксфорда) вроде бы похожим на Льюиса, но кто, мол, это был, «мы» никогда не узнаем.
…Однако поскольку мы как раз в курсе того, откуда взялись диалоги Фрейда и Льюиса, то стопроцентно знаем, что в реальности такой встречи не было. Диалоги — игра воображения… не только режиссера (он вторичен и даже третичен), но и... Впрочем, не будем забегать вперёд, спойлерство от нас никуда не убежит.
***
В голове каждого персонажа кинофильма бушуют свои фантазии/грезы/сны/воспоминания.
…Смертельно больному раком старику Фрейду периодически представляется/вспоминается, как в лесу он мальчиком убегает от отца, чтобы найти самую глухую лесную чащу, где прячется кромешная тьма, и туда проникнуть, чтобы раскрыть все тайны Вселенной. На протяжении всей дальнейшей жизни, как можно понять из рефлексий Фрейда, он эту тьму ищет: «Нам не хватает зрелости, чтобы встретить удачу в темной чаще». И, словно насмехаясь над смертью, в своем текущем старческом настоящем он двумя пальцами периодически поигрывает ампулой с ядом, доставая её/его из тьмы шкафа из тайной «шкатулки» (о которой не знает дочь, но о которой в ходе дискуссии узнаёт Клайв Льюис). Старик сыплет афоризмами (или «афоризмами») типа того, что, дескать, воспоминания детства никогда не оставят человека в покое, как и печали мира. Мол, все мы пытаемся от этих воспоминаний оторваться, а они не отпускают.
Фрейд и Льюис обмениваются впечатлениями из детства, вспоминают сюжеты из взрослой жизни, но при этом каждый из них что-то недоговаривает, боясь настежь распахнуть волшебный ящик Пандоры… простите, створки шкафа со скелетами. У одного из них проскакивает фраза (с одного раза догадайтесь, у кого), что больший интерес вызывает не то, что сказано вслух, а то, что не сказано, о чём умолчено.
Отец и няня в детстве приучали Зигмунда к разной вере. Няня — ярая католичка. Она водит мальчика в христианские храмы, рассказывает ему о святых. Вот откуда он знает имена каждого католического святого/святой, запечатлённых в статуях, и в кирхе уже в старческом возрасте ставит в тупик и христианина Льюиса, и священника (профессионального служителя Господу), которые не могут определить того/той, кто конкретно из святых высечен в камне. Отец Фрейда — ревностный иудей. Причём, отец поначалу не знает, чему его сына учит няня. Но в один «прекрасный момент» глаза родителя на суровую реальность раскрываются. Отец Фрейда изгоняет из дома няню, как только однажды увидел, что его сын во время еврейской/иудейской молитвы вдруг рефлекторно перекрестился. Детская травма, связанная с конфликтом с отцом, терзает Фрейда и во взрослом возрасте.
…У Клайва Льюиса такие «скелеты в шкафу» тоже связаны с детскими травмами (ранняя смерть матери и пьющий отец, который детьми-двумя братьями не занимался, а отправил их учиться подальше от себя — из Северной Ирландии/Белфаста, где они родились, в Англию/графство Хартфордшир). То есть налицо открытый конфликт с отцом, с которым они «помирились только перед его смертью». В Льюисе словно работает «компенсаторный психический механизм»: ему постоянно грезится сказочный лес. В детстве его брат Уоррен/Уорни подарил Клайву коробку из-под печенья с волшебным самодельным лесом, в котором находилась фигурка оленя. Вот в этот лес Льюис в своих фантазиях бегает и в нём прячется от реальности (как прячется от реальности с помощью веры в бога). Льюис, видимо, подсознательно готов/надеется открыть другой шкаф — не тот, где старые скелеты, а тот, что ведёт в страну Нарнию. И когда-нибудь он это сделает, но развитие этого волшебного сюжета находится за пределами киноповествования «По Фрейду».
Клайв во время Первой Мировой войны воевал в пехоте, на его глазах погиб друг Пэдди Мур (актер Джордж Эндрю-Кларк). В груди Льюиса тоже остались неоперабельные остатки шрапнели — той самой, что убила его боевого товарища, который, кстати, заранее попросил позаботиться о его матери Дженни, взамен пообещав позаботиться об отце Льюиса, если убьют самого Льюиса. Но мать Пэдди по имени Дженни (актриса Орла Брейди), заявляясь к раненому Льюису в госпиталь, категорически не хочет, чтобы её патронировали, опекали, она ещё молода, слишком деятельна и сексуальна. Намёк понят верно: между Клайвом Льюисом и Дженни Мур завязывается любовный роман (скелет в шкафу, который бесцеремонно пытается вытащить оттуда на свет божий Фрейд) — эти замалчиваемые воспоминания приходят Льюису на ум в доме психоаналитика во время диспута на тему «быть или не быть»… простите, есть бог или его нет.
«След» Первой Мировой — во время нынешних воздушных тревог и немецких бомбежек Лондона у Клайва случаются панические атаки, а в чувство его приводит старик Фрейд: «Вдох и выдох. Смотрите мне в глаза!». Клайв, верующий в бога, боится смерти (впрочем, её боится и не верующий Фрейд): «Мы все в ужасе… Все мы трусы перед лицом смерти» (этот страх не мешает киношному Фрейду в конце концов покончить с собой; в реальности в организм страдающего Фрейда по его просьбе ввел повышенную дозу морфия доктор Шур — реальность так мастерски перемешана с элементами художественного вымысла, что порой не разобрать, где одно, а где другое).
…Дочери Фрейда Анне чудится рыцарь, который гладит ей сначала грудь, а потом, спускаясь рукой все ниже и ниже, «там» (понятно где). Или, вернее, так: рыцарь берет Анну за руку и заставляет женщину её же рукой «трогать здесь и здесь» (в фильме во время психоанализа она показывает это своему отцу действием — воспоминание Фрейда, всплывающее во время диспута с Льюисом, то самое «одно из», о которых он предпочитает умолчать). Сексуальные фантазии Анны понятны: неудовлетворенная дама — ни мужа, ни любовника.
(Спойлер: когда в дом к Фрейду приходит доктор Эрнест Джонс /его сыграл актер Джереми Нортэм/, чтобы, если отбросить намеки и экивоки, сделать Анне предложение руки и сердца и увезти её из дома отца туда, где ему предложена хорошая работа по тому же профилю, что и у Фрейда с его дочерью, то Фрейд отвечает за дочь категорическим отказом: нет, нет, и нет, мол, ты, Джонс, старый, а Анна ещё юная девушка, хотя в 1939 году «девушке» было уже за 40, пусть актриса и выглядит намного моложе реальной дочери Фрейда того периода; самой Анны, кстати в этот момент дома нет, за неё «всё решили»).
И в реальной жизни, и в кинофильме Фрейд был психоаналитиком родной дочери, чтобы другие специалисты этого же профиля не узнали тайны его семьи (не повытаскивали скелетов из шкафа).
Создатели фильма прозрачно намекают на нетрадиционную сексуальную ориентацию Анны: она постоянно хочет пригласить в дом свою подругу Дороти Берлингем (её играет южноафриканская актриса Джоди Бальфур), но отец категорически запрещает ей это делать, постоянно откладывая такое приглашение на будущий период (например, «через неделю»). В конце концов дочь без спроса заявляется домой вместе с Дороти.
В реальной жизни Анна Фрейд никогда не была замужем и не имела детей.
…В общем, у каждого киногероя фильма в голове свои тараканы и своя сублимация.
***
Психическая (а, может, и психофизическая) связь Фрейда-отца с его дочерью Анной неразрывна.
Отец не желает отдать дочь никакому другому мужчине, вся его сущность протестует против такого развития событий, поэтому отшивает жениха (видимо, уже не первого).
У Анны точно такая же зависимость. Она не видит рядом с собой другого мужчины, кроме отца. Женщина при очередном звонке родителя бросает лекцию и студентов (очевидно, что не в первый раз, поскольку на работе ей делают выговор и упрекают в точно таких же прошлых срывах) и бежит искать в аптеках лекарство, которое облегчит ему боль. Напомним, что у Фрейда рак то ли нёба, то ли горла, то ли того и другого сразу, а вставная верхняя челюсть периодически доставляет ему невыносимые боли — только дочь имеет право прикасаться к челюсти, когда её нужно изо рта вынуть.
(— На какой стадии рак? Сколько осталось? — спрашивает Фрейда Льюис и получает ответ:
— Мне решать.
Самоубийство для христианина — тяжкий грех. Это тоже часть диспута: Фрейд как бы подначивает оппонента и таким вот отрицанием бога).
Оба (и отец, и дочь) как психоаналитики понимают ненормальность такой сильной привязанности одного к другому/зависимости друг от друга (по их же теории это нездоровое влечение), но на все аргументы у первого есть ответ «она моя дочь», у второй — «он мой отец».
Сюжет вне дома: дело к вечеру, рабочий день у аптек заканчивается, а Анна мечется по городу из конца в конец под дождём в поисках лекарства. В одной из аптек, которые одна за одной закрываются буквально перед её носом, Анна в надежде, что подействует громкое имя, называет своего отца, которому требуется помощь.
— Секс-доктор? — усмехается работница аптеки и, демонстративно запирая «контору», уходит по своим делам.
Люди, верующие в бога, психоаналитика не любят, поскольку психоанализ Фрейда построен на сексе, а сексуальными действиями для него являются даже сосание младенцем груди матери или выкуривание мужчиной сигареты-фаллоса (оральный секс).
***
Не знаю, как там было в реальности, но в кинофильме любимый цветок Фрейда — азалия. Согласно верованиям (суевериям) знатоков, она то ли, имея мощную положительную энергетику, приносит в дом любовь и взаимопонимание, то ли символизирует страсть и печаль и нежеланную разлуку. Впрочем, одно не исключает другого.
Из диалогов безбожника и верующего:
— Признак безумия — постоянно делать одно и то же, ожидая результатов.
— Верный признак здравого ума — остановиться (можно интерпретировать двояко: как вопрос или как согласие-констатацию факта).
Аргументы за и против у той и другой стороны звучат немногочисленные, в какой-то мере однообразные. В основном, конечно, избитые и всем известные со времён университетского студенчества (своеобразные тезисы из конспектов студентов, изучающих философию, религиоведение, психологию, психиатрию и т.д.).
С одной стороны, если бог есть, почему вокруг творится зло? Мир переполнен болью, это и есть план бога? «Надо думать о смысле реальности: может, она тоже всего лишь сон». Религия — мировое детство (всемирная детскость), человечеству пора взрослеть.
С другой, у человека есть свобода воли; человечество само породило страдания и боль (удовольствие — это шёпот Господа, а боль — громкоговоритель); если бы не было зла, мы бы не узнали, что такое добро; «видение бога всё время меняется, задача не сдаваться, всегда искать и надеяться» (часть аргументов близка тому, чтобы быть разумными и логичными, хотя вера ни того ни другого под собой не подразумевает).
Дискутировали учёные мужи долго. Иногда казалось, что они друг друга «психоанализируют». Проговорили целый фильм (вернее, день, если переносить на реальное временное измерение): Льюис покинул дом Фрейда поздно вечером, торопясь на отходящий в Оксфорд поезд. Дискуссия прошла если уж и не совсем в тёплой и дружественной обстановке, то стопудово в деликатной форме. Даже не подрались. Вот что значит люди интеллигентные, обремененные образованием, степенями и званиями!
— Глупо надеяться, что мы разрешим величавшую тайну в истории.
— Ещё более глупо не думать о ней.
…Но вот диспут, наконец, закончен. Кинокамера, как в начале фильма, медленно шарит в доме Фрейда по скульптурам античных богов и христианских святых, по прочему домашнему уюту.
Каждый спорщик, разумеется, остался своём и при своих. Клайв Льюис успел-таки на поезд и почти ночью возвращается в Оксфорд. В этот момент начинается новая бомбежка. Но Льюис уже не в панике (сеанс взаимного психоанализа прошел удачно?). Ему снова чудится, что он идет по волшебному лесу, вокруг все в тумане, и вдруг он видит свет в конце туннеля, такого видения раньше к нему не приходило (пусть свет не в туннеле, а в небесах — свет, пробивающийся сквозь кроны деревьев). Это уже острая ностальгия не просто по абстрактному волшебному лесу и абстрактному волшебному свету, а по волшебной стране Нарнии.
«От ошибки к ошибке — настоящий путь к истине».
***
Энтони Хопкинс в роли Фрейда бесподобен. Тысяча чертей… простите, тысяча похвал актёру и его искусному/непревзойдённому мастерству!
Мэттью Гуд в роли Клайва Льюиса тоже сыграл неплохо, хотя как-то вяло, что ли. Флегматично. Местами безжизненно. Как человек, всё познавший, в том числе бога и смысл жизни, и от этой жизни уставший. Если бы рядом не было Хопкинса, то Гуда можно было бы даже похвалить: дескать, актёр хоть куда. Но на фоне Хопкинса Гуд просто померк, потерялся в фильме, во времени и в пространстве.
Остальные персонажи так себе. Средний профессиональный уровень. Но не самодеятельность.
Стоп! Была ещё актер-собака, которая в доме киношного Фрейда изображала «барометр эмоций». По словам хозяина, в одних случаях (в зависимости от поведения гостя) она сидит тихо, в других лает. Из-за пробок Льюис опоздал на встречу и собака, увидев его, убежала в другую комнату. Почему? То ли в шутку, то ли всерьез Фрейд оглашает причину: она расстроилась, ибо любит пунктуальность. Тем не менее Фрейд отправляет Льюиса погулять с псом вокруг дома, и пёс послушно идёт с незнакомым человеком, когда в доме появляется потенциальный «жених». В один из моментов дискуссии двух мужчин пёс убегает в другую комнату. Фрейд поясняет, что это животное прячется от него, своего хозяина: «бежит от гнили, от запаха смерти». Собака со своей ролью справилась хорошо! А может, и на отлично. Хотя, конечно, не столь блистательно, как Энтони Хопкинс со своей.
***
Помните, почти в самом начале я заикнулся о вторичности и даже третичности фильма «По Фрейду», но не объяснил почему? А ларчик просто открывался. Когда-то давно профессор психиатрии в Гарвардской медицинской школе и Массачусетской больнице общего профиля Арман М. Николи-младший для лекций о Фрейде придумал такую «фишку»: «каждому тезису воинствующего атеиста Фрейда он противопоставлял антитезис проповедника и автора “Хроник Нарнии” Клайва Льюиса». Убил таким образом двух зайцев. Во-первых, студентам стало интересней осваивать материал. Во-вторых, на основе этих лекций Николи написал книгу «Проблема Бога: полемика К. С. Льюиса и Зигмунда Фрейда о Боге, любви, сексе и смысле жизни».
В 2009 году Марк Ст. Джермейн на основе этой книги создал пьесу «Последний сеанс Фрейда», по которой был поставлен спектакль.
И вот теперь кинофильм. Такова цепочка.
Оба этих автора-предшественника поименованы в числе соавторов-сценаристов, хотя Арман Николи-младший ушел из жизни в 2017 году.
…Вторично или третично? Как ни парадоксально звучит, первично!
Владимир Буев,
фото из открытых источников
Комментарии к статье